Ой, люли-люли

Люли не пытаются открыто бороться с отношением к себе как к пугающим и криминальным изгоям. Здесь используется другая тактика выживания. Они продумывают стратегии поведения в большом городе, уточняют свои маршруты и прочерчивают границы, за которыми начинается опасность. Часто они маскируются, ищут или создают свое безопасное пространство, а также изобретают другие уловки.

Тут нужно немного отвлечься. Дело в том, что слово «безопасность» употребляется как на бытовом уровне, так и в политике. Так вот, говоря о безопасности, самое сложное – это найти связь между двумя этими уровнями. Верхний уровень характеризуется громкими словами, выступлениями политиков и журналистов о национальной безопасности, о нации вообще и о том, что ей угрожает. На нижнем уровне главенствует личный опыт опасных и безопасных сред, если угодно, опыт тела. Верхний уровень – это так называемые «ландшафты безопасности» (securityscapes). Здесь проговариваются вещи, которые, как в гитлеровской Германии, могут спуститься ниже и привести к погромам и уничтожению «чужих». А могут и остаться наверху, не доходя до «ландшафтов риска» (riskscapes) – местных практик управления рисками (туда не ходи, с такими-то не разговаривай), которые знает любая девушка или любой ребенок. Или, добавим от себя, любой узбек в Оше после событий 2010 года. Упоминание Оша тут не случайно – кровавые события восьмилетней давности показали, что конфликты в расколотом кыргызстанском обществе легко приводят к насилию. Поэтому всем, кто «не такой» в любом смысле слова, нужно учиться осторожности, как ей научились узбеки Оша, о которых писала антрополог Аксана Исмаилбекова.

Бьют, насилуют и давят автомобилями

Как уже говорилось, боннские социологи выбрали для изучения ландшафты безопасности цыган. Они группы в современной Киргизии являются, безусловно, маргинальными. С цыганами-люли, то даже вступить с ними в контакт оказалось делом весьма нелегким.

Известно, что ошские люли живут в деревне Жаны-Кыштак в двух километрах от города. Чтобы войти к цыганам в доверие, ученым пришлось прожить с ними больше месяца. При этом в дом пускали только одного из ученых, который был родом из Таджикистана – для них он был в какой-то степени свой, потому что люли отчасти идентифицируют себя с таджикской культурой. Со временем люли согласились пообщаться, и ученым даже удалось провести с ними групповые интервью в чайхане. Однако разговаривали с исследователями в основном мужчины, при том, что главные добытчики и странницы, совершающие вылазки в чуждое пространство – это как раз женщины-цыганки.

Люли в Самарканде. Фото «Ферганы»

Ситуация в южном Кыргызстане для цыган вполне типична: работы почти нет, в торговлю не пробиться, мужчины подрабатывают в сельском хозяйстве, а женщины побираются или собирают металлолом. Цыганки все время сталкиваются с агрессией – их постоянно бранят, бьют, пытаются изнасиловать, а автомобилисты сбивают их на дорогах. Милиция же не только не обеспечивает безопасность цыганам, но и открыто призывает их рассчитывать лишь на себя.

В этих обстоятельствах основой «ландшафта безопасности» для цыган становится скрытность и социальная мимикрия. Они быстро переходят с языка на язык, чтобы слиться с другой этнической группой и не привлекать лишнего внимания. Начиная с 2010 года люли в общественных местах разговаривают по-киргизски. Это вошло в обычай после того, как на них несколько раз напали, услышав их таджикскую и узбекскую речь.

Некоторым цыганам удается найти хорошую работу за пределами их привычной деятельности. Именно такие люли мимикрируют активнее всего. Кто-то меняет свое имя на киргизское, кто-то заявляет, что принадлежит к благородной семье, скрывая при этом, что его жена побирается. Вообще, как выяснилось, цыгане-мужчины склонны принижать значение милостыни, собранной женами для семейного бюджета.

Женщины мимикрируют не менее успешно. Среди тех, кто попал в зону исследования, была цыганка-учительница. Она одевалась подчеркнуто по-европейски, носила темные очки, использовала духи и всячески избегала контактов с цыганками на улицах. Другая цыганка, почтальон, скрывала свое родство с цыганами, хотя всегда приходила на помощь побирающимся соплеменникам.

Оружие цыганки – проклятие и колдовство

Однако в последнее время стала набирать силу другая тенденция. Национальная напряженность между узбеками и киргизами в Оше парадоксальным образом подтолкнула цыган подчеркивать свою особую этническую идентичность. Они решили, что в данных обстоятельствах лучше дистанцироваться от узбеков, поскольку киргизы к люли сейчас относятся спокойнее, чем к узбекам. Цыгане даже захотели переименовать школу в Жаны-Кыштаке, назвав ее не в честь таджикского поэта, а в честь известного люли. Стремясь доказать, что люли – настоящие мусульмане, они поддерживают в идеальном порядке мечеть и кладбище. Желание люли отмежеваться от узбеков и таджиков, презентовать себя как отдельный этнос играет на руку тем, кто выступает за полную изоляцию сообщества и запрещает любые браки цыганок с чужаками.

Впрочем, мимикрия под «европейцев» или самоизоляция – лишь второстепенные стратегии выстраивания пространства безопасности, их нельзя распространить на всех люли. Сложнее всего тут приходится цыганкам, собирающим милостыню: хочешь не хочешь, они должны контактировать с окружающим миром. Неудивительно, что именно они вынуждены проявлять наибольшую изобретательность.

Цыганки-«попрошайки», становясь возле мечетей, надевают паранджу, закрывающую лицо и голову, и горбятся, чтобы сойти за старых и нищих благочестивых мусульманок. Они специально одеваются в лохмотья и берут с собой маленьких детей. Делается это не только для того, чтобы вызвать жалость – как рассказала одна информантка, местные никогда не нападут на женщину с ребенком. Опасность изнасилования цыганки столь велика, что люли, стараясь защититься, специально распускают слухи об инцестах и других сексуальных отклонениях в своей среде, а также о своих «опасных» телах, способных сглазить насильника. В этом же ряду находятся байки люли об их магических способностях. Одна цыганка рассказала ученым, что, когда ее попытались изнасиловать, она подняла руки вверх, призвала в свидетели Аллаха и пригрозила проклясть всю семью насильника, если он только дотронется до нее. Конечно, подобная тактика – представлять себя грязными, извращенными и способными на колдовство – делает жизнь цыганок более безопасной. Однако в целом она усиливает негативное отношение ко всем люли – и это начинают понимать и сами цыгане.

Уроки выживания в большом городе

Все эти истории напоминают нам о том, что в современных городах Кыргызстана – и не только – есть не очень заметные группы, для которых обычное перемещение в пространстве сопряжено с риском для жизни и здоровья. Конечно, кто-то из них делает выбор в пользу провокационных стратегий, как цыганки, специально преподносящие себя публике как неприкасаемых. Однако большинство люли избегают открытой конфронтации с теми, кто на них не похож, и предпочитают маскироваться и сливаться с «большинством».

Еще один урок этого исследования состоит в том, что «ландшафты безопасности» индивидуальны, гибки и находятся в постоянном движении. И, наконец, исследование напоминает, что безопасность имеет отношение не только к геополитике, конституционному строю, терроризму и преступникам. Безопасность касается поведения и личного выбора простых людей, учащихся выживать в пространстве большого города, пишет «Ферганы»