Мама Варвары Карауловой — о новой жизни своей дочери

Спустя полгода после неудавшегося путешествия студентки МГУ в Сирию она прошла курс терапии и набралась сил для новой жизни. Внезапно в конце октября дом Варвары Карауловой обыскали, а ее саму арестовали. Ее мама рассказала, что семья пережила за последние месяцы

10 ноября Мосгорсуд рассмотрит апелляционную жалобу на арест 19-летней студентки философского факультета МГУ Варвары Карауловой. В мае она отправилась в Сирию — по версиии следствия, с целью вступить в ряды ИГИЛ. До Сирии девушка не доехала: спецслужбы нашли и вернули ее домой. Никакого обвинения Карауловой не предъявляли, она проходила по программе защиты свидетелей. Спустя четыре с половиной месяцев, 23 октября, против нее было возбуждено уголовное дело, и 27 октября Караулову арестовали. Обвинение девушке не предъявлено до сих пор. Пока ее только подозревают — в приготовлении к участию в деятельности запрещенной в России организации «Исламское государство» .

Мама Варвары Кира Караулова рассказала мне, как спустя несколько месяцев после возвращения из Турции ее дочь готовилась начать новую жизнь и как все обрубил неожиданный арест.

Побег 

— Можете рассказать, как все началось? Как она уехала? 

— Я хорошо помню этот день — 27 мая 2015 года. Утром, как обычно, Варя сказала, что идет в университет. Она училась тогда на втором курсе философского факультета. Потом она прислала мне эсэмэску, что она у папы (мы с ним в разводе). В этой эсэмэске она попросила меня погулять с собакой. Притом что, что как правило, в 97 случаях из ста всегда гуляет она. Но у меня не возникло никаких подозрений: задерживается человек, ну и ладно. Обычно она в восемь часов вечера всегда была дома, и если вдруг она один раз задержалась, то и ничего страшного. Ни малейшего волнения у меня не возникло.

— Когда вечером она все-таки не пришла домой, что вы стали делать? 

— После десяти вечера я позвонила ее папе, чтобы уточнить, довезет ли он ее до дома. Тогда я и узнала, что она у него и не была.

— И как вы искали дочь? 

— Сначала мы с моим мужем, Вариным отчимом, решили еще подождать. Решили, что нет ничего особо тревожного в том, когда 19-летней девушки в 10 часов вечера нет дома. Давно пора ей заниматься личной жизнью, решили мы. Бывали случаи, когда она задерживалась, если они с одноклассниками, например, ходили на какой-нибудь концерт, и телефон ее бывал недоступен, а потом она приходила.

— Как вы узнали, что она уехала из России? 

— Ночью, когда она не пришла домой, я вызвала ее папу и мы вместе поехали в милицию. Потому что это все-таки для нее была достаточно необычная ситуация — и стало ясно, что с ней что-то случилось.

— Где вы ее нашли? 

— Это вопрос не ко мне, а к ее папе. Основная информация о ее местонахождении и о том, как ее нашли, — у него.

— Когда бывший муж Павел Караулов сообщил вам, что Варвара жива и за ее жизнь можно не беспокоиться? 

— Я была все время в контакте с сотрудниками правоохранительных органов и знала, что они ее ищут. Я знала, что папа улетел искать ее за границу. Через неделю после исчезновения мне сообщили, что Варю нашли (4 июня Варвару задержали в городе Кили у турецко-сирийской границы. — Открытая Россия).

— Когда она вернулась домой? 

— Она вернулась 11 июня — я запомнила, это было накануне праздничного дня. Она не сразу приехала домой: около нашего дома буквально дежурили журналисты, фактически висели на деревьях. Нам самим попасть домой было непросто, меня даже соседи встречали и поражались беспардонности и наглости журналистов. Варе первое время было просто невозможно вернуться домой. И она жила не дома. Сотрудники спецслужб сказали мне, что она попадает под программу защиты свидетелей.

Возвращение 

— Вы смогли с ней встретиться, когда она вернулась в Москву?  

— Да, но с большим трудом.

— Ее охраняли сотрудники спецслужб? 

— Да.

— А когда вы встретились, что вы у нее спросили?  

— Я ничего не спросила. Просто обняла и все. Мы обнялись и заплакали.

— Когда она вернулась домой?  

— Примерно недели через две.

— Когда вы уже снова жили вместе, вы расспрашивали дочь о том, что произошло, или старались не мучить расспросами?  

— Особенно старалась не мучить. Когда мы с ней были вдвоем, мы смотрели всякие фильмы. В основном смотрели «Квартет И». Помню, я ее спросила: «Неужели ты не думала о том, что мы с тобой никогда больше не сядем вместе и вот такие фильмы не посмотрим, и неужели у тебя сердце не щемило от этой мысли? Она мне ответила: «Я, конечно, об этом думала и вот сейчас смотрю эти фильмы с удовольствием и понимаю, что я могла бы этого лишиться. И как здорово, что ты есть».

Мне кажется, что вот это такая простая вещь, которая многое объясняет. И еще Варя сказала, что перед тем, как в то утро уехать из дома, она час сидела в коридоре в обнимку со своей собакой и не могла решиться.

— А вообще Варя — какая? Какой у нее характер?  

— Она очень замкнутая. Это всегда так было, это ее специфика.

— Она этим похожа на вас или на отца?   

— Когда мне было 19 лет, я тоже была закрытой, но по другой причине, я была очень застенчивой. Эта ее замкнутость, закрытость меня беспокоила, еще когда она училась в школе. Я советовалась со школьным психологом, мы это обсуждали, и психолог мне говорила, что это склонность Вариной личности, что она — человек в себе. Живет в своем мире.

— Почему Варя выбрала философский факультет? Вы ведь с мужем — геологи. 

— У нее в школе была любимая учительница по истории и обществознанию. Они с ней — родственные души. Нашли общий язык. И Варя почувствовала, что философия — это то, чем ей интересно заниматься. Ей очень нравилось учиться на этом факультете. Сейчас она в академическом отпуске, потому что не успела сдать сессию; мы обсуждали это с деканатом, Варя — прилежная ученица, учится на пятерки, ей доставляет удовольствие учеба как таковая.

— А у нее много друзей?  

— Есть люди открытые, у которых много друзей. А есть люди — закрытые, которые не в состоянии выйти за рамки собственного мира. Варя — интроверт.

— То есть получается, что Варя жила в мире интернета и книг? 

— Да.

— В прессе писали, что она уехала в Сирию, чтобы встретиться там со своим любимыми человеком, с которым познакомилась в интернете. Вы обсуждали с ней эту ситуацию? 

— Да, это правда. К сожалению, это ее первая любовь. Этого человека она никогда не видела и не общалась с ним лично. Я вообще сомневаюсь, что он реально существует. К моему большому сожалению, сейчас очень приняты интернет-знакомства, притом что люди не отдают себе отчет, что за этим неким ником, с которым они общаются, может стоять кто угодно: может, маньяк , может, просто непорядочный человек, мужчина или женщина, — и это невозможно проверить.

— Вы ведь знали, что она много времени проводит в интернете; вы ей доверяли? Не боялись, что она с чем-то подобным столкнется? 

— Доверяла, конечно. А почему не доверять? Она ведь училась на отлично, читала книги, после занятий поздно не задерживалась, не пила, не курила. Даже придраться не к чему, понимаете. Теперь вот я думаю: может, когда у человека все слишком хорошо, тогда уже надо бить тревогу?

— А вы обсуждали с ней ее личную жизнь? 

— Да, конечно, мне очень было за нее больно, но я боялась ее обидеть: я помню себя в 17-19 лет — понимаю, какая это болезненная тема для подростка, и как мне ее спрашивать: почему у тебя никого нет? Я боялась ее задеть, потому что она действительно красивая девушка, умная, добродетельная, если сказать старомодным словом. То есть все при ней, я просто уверена, что ее качества обязательно будут оценены, — просто сложнее найти достойного человека, который это все оценит, но он обязательно найдется.

— Она рассказывала вам, кто был этот человек, с которым она познакомилась в интернете и которого полюбила? 

— Да, она сказала, что это футбольный болельщик и они переписываются. Это было еще до ее отъезда. Но просто не принято читать чужие письма, я их и не читала.

— А за кого она болеет? 

— ЦСКА. Она со своим отчимом, которого знает с детства и который всегда был и остается ее другом, несколько лет ходила на стадион по абонементу. Эту традицию начала я, подарив им первый абонемент на Новый год. Это их общее увлечение. Она человек очень увлекающийся, все о ЦСКА знает, может с любым комментатором обсудить все тактические ходы и расстановки прокомментировать. Где какой футболист играет, куда перешел, в какую команду, где был раньше. У нее даже возникла мечта — стать спортивным комментатором. И мы с ней обсуждали, что на философском факультете есть кафедра — философия спорта.

— Почему теперь Варя решила сменить имя и фамилию? 

— После того, как журналисты раздули такую серьезную историю, мы как-то вместе с ней к этому пришли — что ее имя и фамилия стали как бы нарицательными, и ей даже на работу будет непросто устроиться. Да и на факультете мне дали понять, что неплохо бы сменить имя и фамилию: будет сложно, могут пальцем показывать, могут предвзято относиться. То есть за ней тянулся шлейф этой ненужной ей известности. Ее это очень тяготило. Она выбрала фамилию Иванова. Это моя девичья фамилия, а Александра Иванова — это моя бабушка. Отчество осталось прежним. Кроме того, Александр — это мой муж, ее отчим. Так она стала Александрой Павловной Ивановой.

— И как она поменяла имя?  

— Мы с ней вместе пошли в загс и в паспортный стол. Это было в конце сентября. Естественно, все это мы делали открыто и по закону.

— Когда ваша дочь вернулась в Россию, она проходила по делу как свидетель; никакого обвинения ей не было предъявлено. Следователи обсуждали с вами, что ваша дочь не должна с кем-то общаться и не может пользоваться интернетом?  

— Нет, никаких запретов не было.

— В чем выражалась для нее система защиты свидетелей? Спецслужбы за ней следили или как-то ее оберегали?  

— Я не буду это пока комментировать.

Новая жизнь 

— Согласно сообщениям в прессе, сейчас Варвару обвиняют в том, что она и после возвращения продолжала переписываться с тем человеком, в которого была влюблена и которого теперь называют «вербовщиком ИГИЛ». Это так? 

— В конце сентября Варя попросила забрать у нее компьютер, потому что она решила, что должна изолировать себя от интернета и вообще прекратить любое общение.

— А почему? 

— Думаю, она начала понимать, что те люди, с которыми она переписывается, ее обманывают. Когда человек тяжело заболел, он не может проснуться однажды утром и сказать: «Вот теперь я здоров».

— Вы говорите о так называемой болезни?.. 

— Да, естественно. Я говорю о болезни в аллегорическом плане. Когда человек запутался, попал в какую-то зависимость. И ведь чем тяжелее эта так называемая болезнь, тем тяжелее выздоровление. И тем оно длительнее. Должен был пройти определенный период времени, чтобы она разобралась в себе. Мы очень много разговаривали с психологами, с психотерапевтами, психиатрами. Варя серьезно обследовалась. И был продуман план по реабилитации. Я, честно говоря, надеялась на помощь государства, была уверена, что существует какая-то программа по реабилитации, по «разблокировке». Ведь Варя — не одна такая.

Но пришлось полагаться только на себя. Наконец-то мы нашли серьезного специалиста-психоаналитика; все стало налаживаться.

— А вы сами как воспринимаете то, что с ней произошло? Вы считаете, что дочь попала под чье-то влияние? 

— Знаете, мне эта ситуация напоминает другую жизненную ситуацию: бывает, что на женщинах обещают жениться, выманивают у них деньги и потом бросают. И в нашей истории мужчина вроде бы обещал на ней жениться, и потребовал от нее не денег, а чего-то другого. Она ехала замуж. Она купила новый купальник, у нее в вещах были чулки и красивое белье. Притом что раньше она ничего такого себе не покупала.

— Как вы проводили реабилитацию? 

— Постепенно — с помощью специалистов, семьи и друзей: мы ездили с ней на выставки, в музеи, в театры, в кино, читали книжки, ходили в гости и принимали друзей. Я постоянно была с ней рядом, взяла отпуск на работе. Пыталась ей показать, что жизнь прекрасна и что есть масса молодых людей, живых, настоящих, симпатичных. Я, естественно, не показывала ей на них пальцем, но мы выходили с ней в мир. И именно осенью я увидела, что процесс выздоровления, освобождения пошел. Она захотела сама общаться с психоаналитиком. Все в один голос говорили, что бессмысленно на нее давить, и мы нашли специалиста, который начал с ней работать, и процесс пошел. Я знаю, что такое зависимость. Я сама была в такой ситуации, когда была сильно влюблена и не могла себе отдавать отчет в своих действиях: к примеру, понимала, что чего-то делать нельзя, но не могла себя контролировать. Кто был в подобной ситуации — тот поймет. Но в один прекрасный момент как будто пелена спадает, и ты смотришь на себя со стороны и не понимаешь: как вообще такие вещи могли с тобой происходить? Спрашиваешь себя: почему я не принадлежала себе? Что за наваждение? Мне кажется, что нечто похожее произошло и с Варей. Пришел вот этот момент, когда она поняла, что все вокруг — обман, что она этого человека придумала, и, может, это вообще не один, а несколько человек, которые ее обманывают. Может, она попала под воздействие неких профессиональных людей, которые ее дергали за «правильные ниточки».

— И что она вам сказала, когда отдавала компьютер? 

— Она сказала: «Я не хочу быть зависимой, и для этого мне нужно начать новую жизнь, отдельно от интернета». Думаю, она поняла, что интернет для нее — это источник зла. Она решила начать новую жизнь с новой фамилией, новым именем, с новыми планами, новыми идеями.

— В чем состояла эта новая жизнь, которую начала Варя? 

— Она стала давать уроки французского языка. Ей это понравилось; я видела, как она готовилась к этим урокам. Мы перевернули весь дом, нашли кассеты, книжки, по которым она сама раньше занималась французским. Она списывалась со своей учительницей по французскому, советовалась с ней.

— Сколько языков она знает?  

— Английский, французский — практически свободные. Немецкий, арабский и латынь изучала в университете.

Она вообще очень способный человек, без ложной скромности скажу. Она поддерживала отношения с учительницей по истории, и та посоветовала ей подумать, а не преподавать бы в будущем обществознание, — посчитав, что Варя вполне сможет себе на этом поприще еще и карьеру сделать. Но моя дочь — как сомневающийся в себе человек — сказала: «Ну как же я смогу?». Учительница пообещала, что передаст ей все методики. 

За время после своего возвращения Варя поучаствовала в нескольких благотворительных акциях в качестве волонтера. Еще она сама нашла образовательный центр, где глухонемые преподают язык жестов, и начала там заниматься, сказав, что хочет постичь мир глухих. А поскольку она к тому же получила сертификат экскурсовода, мы обсуждали с ней, что она может проводить экскурсии по Москве для глухонемых. Она вообще человек добрый, наивный, верит в справедливость, добро. Закончив школу с золотой медалью, легко поступила в университет. Я хотела на поступление сделать ей какой-то подарок, и предложила выбрать любой. Она и выбрала: сказала, что хочет взять щенка из приюта. И вот она взяла дворняжку, к которой она была очень сильно привязана.

— Как вы думаете, правильно ли, что после своего возвращения в Москву она продолжала пользоваться интернетом? 

— Я скажу так: конечно, это было ошибкой, но мы хотели помочь.

— Помочь кому? 

— Помочь, чтобы больше никто не попал в такую ситуацию, в какую попала Варя.

Обыск и арест 

— Вот вроде бы все самое страшное позади, и вдруг — обыск. Что это для вас было: неожиданность, шок?

— Это все равно, как если бы вам дали топором по голове, когда вы выходите из собственного дома.

— А Варя как к этому отнеслась? 

— Она была потрясена.

— Как проходил обыск? 

— Он начался в шесть утра. Было много людей. Некоторые из них — в масках. Забрали книги и средства связи. Забрали компьютер моего мужа, и он теперь не может заниматься своей работой.

— Какие книги забрали?  

— Книги, купленные в магазине: Коран, «Молитва мусульманина» и еще какая-то третья. Все эти книги изданы в России.

— Как вы собираетесь защищать дочь? Она находится в тюрьме уже почти две недели. Знаю, что вы заключили соглашение с адвокатом, которому доверяете. 10 ноября — суд по жалобе об избрании меры пресечения. На что вы теперь надеетесь?  

— Сегодня принято со всяческих трибун говорить, как мы ценим и пытаемся вернуть умы из-за границы для нашей родины, чтобы поднимать науку и интеллектуальный уровень населения. Но при этом мы совершенно не ценим своих неординарных и талантливых людей, а, наоборот, загоняем их в угол. Мне кажется, что Варя — человек очень талантливый, и она много могла бы сделать хорошего для своей страны. Обидно, что это не просто не востребовано, а еще хуже.

Я считаю, что моя дочь не должна находиться в тюрьме. Несмотря на свой внешний взрослый вид, внутри она — маленький ребенок. Житейски она осталась еще на уровне 15-летнего подростка. Она напугана.

— Как вы думаете, почему ее арестовали именно сейчас? Это форма давления? Или может быть, вы не знали, а она еще что-то совершила, за что ее нужно было изолировать от общества? 

— Я считаю, что она ничего не сделала: она просто влюбилась и рвалась к любимому. Верила, что это любимый человек.

— Если следователь, который ведет дело вашей дочери, вызовет вас на допрос, какой вопрос вы ему зададите?  

— Я бы его спросила: «В чем вы ее обвиняете?»

— Она начала новую жизнь, и у нее эту новую жизнь фактически отняли, оторвав ее от семьи. Как по-вашему, это было правильно? 

— Нет, не правильно. Как раз в тот момент, когда она поняла, что все, что с ней было раньше, — страшный сон, и как раз тогда, когда был продуман план ее жизни, ее арестовали. Но она не представляет никакой угрозы обществу, она не может скрыться, не может никаким образом повлиять на каких-либо свидетелей. Заграничного паспорта у нее нет — ни на фамилию Караулова, ни на фамилию Иванова. Она возвращалась в Россию по справке, которая давно просрочена. 

P.S. 

Примечание к статье 205.5 УК РФ «Организация деятельности террористической организации и участие в деятельности такой организации»

«Лицо, добровольно прекратившее участие в деятельности организации, которая в соответствии с законодательством Российской Федерации признана террористической, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иной состава преступления…»

Повторим, обвинение Варваре Карауловой еще не предъявлено. Известно только о том, что она не успела принять участие в деятельности террористической организации и, судя по всему, вернувшись в Россию, больше не «приготовлялась» к вступлению в эту организацию.

Зачем держать ее под стражей?