Ибн Таймия - кто он

Следует констатировать наличие разрыва между реальностью текстов Ибн Таймии и редукционистскими прочтениями его мыслей, которые часто предлагаются сегодня в той или иной степени радикальными группами, объявляющими себя его последователями, и аналитиками из числа немусульман, не только в СМИ или в Интернете, но даже в якобы серьезных академических исследованиях, пишет Яхьи Мишо.

Чем вызван такой разрыв? Одним из начальных элементов ответа может быть непонимание специфики понятия фетвы (богословско-правового заключения, сделанного в отношении какого-либо возникшего вопроса, имеющего прямое отношение к религии) в исламе. Сам Ибн Таймия отмечает, что фетвы имамами и исламскими правоведами выносятся, как правило, в ответ на обращение к ним какого-то человека с конкретным вопросом. Он пишет, что выносящие фетву лица «отвечают на вопрос спрашивающего, чье положение им известно, или адресуют фетву конкретному человеку, чье положение им известно. Поэтому они (т.е. фетвы) эквивалентны суждениям относительно определенных случаев, исходящим от Посланника (мир ему), и применимы только к точно таким же случаям».

Поэтому, с одной стороны, не может быть и речи об игнорировании таких мнений и суждений, а с другой, они не должны превращаться в общие правила. Но именно последнее произошло с антимонгольскими фетвами Ибн Таймии.

(Когда Газан-хан из династии Ильханидов, принявший ислам, двинулся на Дамаск, находившийся под властью мамлюков, войска последних отказались воевать с монголами, так как те стали мусульманами. Тогда мамлюки обратились за помощью к Ибн Таймие, и тот выпустил фетвы, в которых заявлялось, что так как Ильханиды даже после обращения в ислам продолжали следовать многим аспектам Ясы, монгольского языческого племенного кодекса, они, по сути, остаются неверными и заслуживают смерти. Такое постановление позволило поднять боевой дух войск, которые успешно отразили два крупных нападения Ильханидов. Это был первый случай, когда мусульманские власти одобрили крупное религиозное постановление, в котором убийство мусульман, принадлежащих к противоборствующей фракции, было признано законным. Это также первый случай, когда фетва объявила группу мусульман немусульманами из-за богословских разногласий – прим. редакции.)

Но то, что для Ибн Таймии было аргументом, выдвинутым в конкретном контексте мобилизации против захватчика, после него стало частью общего правила, лишенного какого-либо контекста. Например, мы наблюдаем это в комментариях его ученика Ибн Касира (1301-1373) к пятидесятому аяту суры «аль-Маида». Более того, Ибн Касир проложил путь к методологическому сдвигу, который в XX веке привел к идеологии такфира (объявления кого-либо неверным) Фараджа (египетский радикальный исламист и теоретик) или Бельхаджа (алжирский исламист), которые оба фактически ссылаются на его комментарий к Корану.

Другой фактор, который мы также обязаны упомянуть, заключается том, что как лица, объявляющие себя последователями Ибн Таймии, так и академические исследователи из-за отсутствия интереса к древней истории и простого незнания сложности мысли шейха мамлюкского ислама, часто не имеют сведений о контексте. Кроме того, следует отметить тенденцию читать предпочтительно или даже исключительно определенные тексты этого ученого, а именно его антимонгольские фетвы, том XXVIII «Джихад» его сборника фетв или сам этот сборник и никакие другие из его многочисленных работ и сочинений по теологии, праву, сравнительному религиоведению, духовности…

Как мы можем наблюдать, независимо от того, касается ли это объявления Ильханидов неверными или такфира в целом, Дар аль-ислама (территории ислама), Дар аль-харба («обители войны», т.е. территории неверных) или джихада, сведение Ибн Таймии к своего рода воинствующему и мятежному исламскому Торквемаде оказывается заразным вирусом, который кажется еще более грозным, потому что он, по-видимому, подрывает основные иммунные защиты академических изысканий: дух исследования, уважение к текстам и критическое благоразумие.

Тем не менее, уже несколько десятилетий вакцины существуют, о них говорится в различных исследованиях мусульманских ученых и институтов или в работах таких великих исламоведов, как Анри Лауст и Оливье Карре. Еще в 1939 году первый говорил о «политической лояльности» и «критическом послушании» Ибн Таймии, а затем пояснял: «Вооруженное восстание, которое пропагандируют хариджиты против любого несправедливого имама, тем более осуждается его доктринами. Согласно ему, ни один мусульманин не должен поднимать меч против своего брата по вере, а нарушение общественного мира, т.е. фитна, является одним из наименее простительных проступков». В 1984 году Оливье Карре отказался видеть какую-либо преемственность между этим дамасским шейхом и идеологом убийц президента Египта Анвара Садата: «В отличие от Фараджа (…), Ибн Таймия никоим образом не является сторонником гражданской войны против грешных правителей (фасик), отлучив их от ислама (такфир) по образцу хариджитов, или теории политического убийства в исмаилитской традиции».

Давайте признаем сложность изучения объемного корпуса работ Ибн Таймии на арабском языке. Давайте также согласимся, что определенное недоверие к разъяснениям, исходящим от улемов, возможно, считающихся слишком близкими к тому или иному правительству, вполне обоснованно. Однако неужели с этической точки зрения было бы злишним ожидать, что наши бедные востоковеды возьмут на себя труд прочитать работы своих великих предшественников, и не будут спешить передавать неверные толкования определенных деятелей? Ведь пока в результате мы имеем не только радикальный исламизм, но и радикальный ориентализм.

Или мы должны сделать вывод, что Ибн Таймия, который совсем не является одним из самых крайних мусульманских ученых, интересует некоторых исламоведов только с той точки зрения, что они могут всегда рассчитывать на теологию джихада, восстания и анафемы, которую они ему приписывают, чтобы привести их в качестве аргумента любому, кто все еще сомневается в «нецивилизованной» природе ислама тюрбанов и, следовательно, в его непреодолимой «несовместимости» с «ценностями цивилизации и современности»?

После басен об Ибн Халдуне, «дедушке современной социологии», и Ибн Сине, «предшественнике Просвещения», прискорбный миф об Ибн Таймие, «большом бородатом злодее», подтверждает, насколько определенные круги на Западе упорствуют в своем нежелании понять хоть что-то об исламе. Согласитесь, что такое сокрытие истины (куфр) имеет мало шансов привести к познанию «иного». Между тем такое познание – это единственный способ открыть новые пути, необходимые для дружеских путешествий завтрашнего дня.

Автор: Яхья Мишо – бельгийский исламовед и философ, принявший ислам.